Казалось бы, окружение советских войск под Вязьмой и Брянском открывало врагу дорогу на Москву, и вряд ли противник думал в эти октябрьские дни, что все бои еще только впереди. Бои за города и поселки, будут забирать у врага гигантские силы, и, как итог, он остановится, не дойдя до Москвы всего 30 километров. Детчино, небольшой населенный пункт в Калужской области, для захвата которого у врага ушло несколько дней, столь драгоценных для Москвы. Итак, 13 октября передовые части фашистов выходят к с. Детчино, где планировали сходу занять аэродром. Но тут их ждал сюрприз, а точней части Красной армии, открывшие сначала пулеметный огонь, а затем и артиллерийский. Враг, не ожидавший встретить такой отпор, понес потери и отошел, но после недолгих раздумий 98-я дивизия врага снова идет на штурм советских позиций. Немецкие офицеры понимают, каждая минута промедления играет на Красную армию.
Разгораются тяжелые, кровопролитные бои за каждый метр земли. Штурм идет до глубокой ночи, но подойти к окраинам Детчино противник так и не смог, увязнув в боях на подступах к небольшим деревням возле села Детчино. Утром 15 октября фашисты снова атакуют, продвигаясь вперед, плотность огня красноармейцев такова, что фашистские солдаты порой не могут поднять голову. Как итог — ни о каком взятии населенного пункта не могло быть и речи. Теперь враг четко понял, что наткнулся на мощный опорный пункт и решил сменить направление удара. В ночь на 17 октября немцы идут вперед и в ходе яростного, но короткого боя, захватывая деревню Авдотино, красноармейцы контратакуют горящий населенный пункт, но вернуть контроль над ним уже не получается. Утром на рассвете враг ударяет на Савиново, на подступах к которому разгораются тяжелые бои, в ход идет все от гранат до штыков, красноармейцы из 1081 полка 312 дивизии, а также подразделения подольские курсанты и сибиряки бьются до конца, нанося существенный урон врагу. Но превосходящий в разы противник все-таки прорывается к с. Детчино с севера и запада, окружая его гарнизон. 18 октября в 13.00 фашисты снова атакуют, сжимая удавку вокруг наших частей. Красноармейцы каждый раз контратакуют в попытке восстановить положение. Но изменить ход битвы эти меры уже не помогают. Теперь врагу оставался один рывок, последовавший ранним утром 19 октября 1941. Сначала фашисты открывают ураганный огонь из артиллерии по нашим позициям, затем свой вклад вносят пикирующие бомбардировщики, после чего враг идет на генеральный штурм. Оставшиеся малочисленные отряды красноармейцев уже не в силах дать отпор, хотя и отступать в этот момент никто не собирался. Шли уличные бои, дома переходили из рук в руки. Не смотря на стойкость и героизм, спустя пять суток боев с. Детчино пало, а оставшиеся в живых защитники идут на прорыв. К своим вышло около сотни бойцов из 2,5 тысяч красноармейцев, участвовавших в боях. Но и для врага эта схватка не прошла бесследно, наступление на время остановилось, противнику срочно требовались резервы. И если отдельный бой за с. Детчино РККА проиграла, то столь драгоценное время было выиграно, которое в конце октября уже играло против оккупантов.
Детчино попадает в оккупацию. Три месяца хозяйничали в нашей местности озверелые фашисты. А когда наши войска погнали не прошенных гостей, то убегавшие немцы старались все стереть на своем пути: резали скот, жгли дома. В Детчино уцелела 1/3 часть домов, в Горках осталось 8 домов, в Таурово 6, а в Гончаровке и того меньше. Совсем были уничтожены Кармановка и Сетунь. Детчино было освобождено 9 января 1942 года 133-й стрелковой дивизией и 19-й стрелковой бригадой.
Из воспоминаний жителей
Сорокина Ольга Николаевна
1928 года рождения, уроженка села Детчино
Малоярославецкого района Калужской области
Летом 41-го мне было уже 13 лет. Мое пионерское детство ничем не отличалось от детства других деревенских детей. О том, что происходит вокруг, сильно не задумывалась. Просто жила, выполняя бесхитростную работу, а в свободное время играла с подружками. С началом войны для меня почти ничего не изменилось. Только работы прибавилось. Так это и понятно, отец ушел на фронт, а мама возвращалась с фермы поздно. Как вошли немцы в село я не видела. Детей мама еще загодя отправила в погреб, что стоял в дальнем конце огорода. Туда же пришли и соседи. Было тесно, но все надеялись, что после боев можно будет вернуться в дома. Только этому сбыться было не суждено, теперь там жили немцы. Днем мама ходила топить печку, боялась, что немцы могут сжечь дом. Иногда кто-то из детей отправлялся вместе с ней. Не помогать, а просто размяться, чтобы от долгого сидения не разучились ходить. Сколько мы сидели в погребе, я не знаю, однообразные дни и ночи слились в тягучее бесконечное безвременье. Но однажды немцы ушли. Когда мы вышли из погреба, испугались: местами снег был густо перемешан с землей, кое-где видны были трупы немцев и наших солдат, воздух наполнен гарью от догорающих домов. К счастью, наш дом уцелел.
Линия фронта отодвинулась от с. Детчино совсем не на много, а уже начали восстанавливать колхоз. Зиму пережили кое-как. А с весны начались полевые работы, и маме поручили готовить обеды для пахарей и пастуха. День-деньской она крутилась около печки с ведрами да чугунами. Зато детям перепадал лишний кусочек. Вот так и выжили.
А потом в нашем доме расквартировали зенитчиков. Долго ли стояла эта часть в Детчино я не запомнила, но старший брат успел с ними подружиться. Когда красноармейцы получили приказ о движении к линии фронта, Николай ушел вместе с ними. Добровольцем. Всего несколько писем получили они от Николая. А потом пришла похоронка. Отец попал в госпиталь, все думали, что после выздоровления он снова уйдет на фронт, а он приехал домой. Был очень больным, но смог устроиться на работу.
Так прошли еще два года. В садах заполыхал яблоневым цветом май 45-го. В один из дней я отправилась на колодец. Здесь от подружек и узнала о победе. С этой вестью прибежала домой кинулась всех обнимать и целовать. Папа сел на лавку, смахнул слезу, посмотрел на меня и сказал:
— Слава Богу, дожил и я до этого дня.
Ионов Сергей Васильевич
1927 года рождения
Родился в д. Кульнево
Первое утро Великой Отечественной и первого фашиста Сергей Васильевич встретил в родной деревне.
— Родился я здесь в д. Кульнево, 23 марта 1927 года и в памяти неизгладимо отложились все тяжелые события начало войны. На начало войны я седьмой класс закончил. Если раньше газеты читал от случая к случаю, то с началом войны, стал с нетерпением ждать почтальонку и забирал газеты у той прямо из рук. Сводки с фронта прочитывал первыми. Они не радовали совсем. Враг продвигался к с. Детчино очень быстро. А то, что писали о зверствах фашистов — пугало.
Отец в августе получил повестку и, собрав котомку, уехал на фронт. Мать долго плакала, а потом, увидев, что соседи начали второпях копать картошку, сообразила:
— Неизвестно, сынок, что завтра будет – пойдем и мы на огород.
В конце сентября пришло известие, что в Калугу вошли немцы.
— Надо бы спрятать, на всякий случай, хоть остатнюю картоху, забеспокоилась мать.
На следующий день мы встали еще до света, перетащили несколько мешков в лес и закопали на знакомой опушке.
Почти каждый день прилетал самолет со свастикой на хвосте. Старалась попасть своими бомбами на рельсы или на чугунный железнодорожный мост над р. Суходрев. Если это удавалось, приезжали наши солдаты и восстанавливали повреждённый участок. По этому мосту тащили вагоны то к Москве, то обратно к фронту. Все чаще со стороны Калуги были слышны взрывы и стрельба. А в октябре к станции подошел эшелон. Из него, как горох, высыпались красноармейцы. Кто в шинели, кто в телогрейке, кто в сапогах, кто в обмотках. Мы с другом Васькой в это время сидели на крыше. У нас там наблюдательный пункт был. Немецкие самолеты всегда прилетали в одно и то же время. Вот и сейчас должны были появиться с минуты на минуту. Скатившись кубарем с крыши, мы побежали к станции предупредить наших солдат о том, что сейчас начнут бомбить немцы. Это были бойцы РККА (дивизия из Казахстана).
Детчино находилось в оккупации около трех месяцев. Эвакуировано было не все население. Оставшиеся скрывались от немцев в окрестных деревнях, в лесу, часть жителей осталась в селе. А в это время немцы жгли и разбирали на доты дома, отбирали у населения скот, птицу, зерно, теплые вещи. Начались расстрелы за малейшее неповиновение. Немцы упорно не хотели оставлять завоеванные территории. К тому же Детчино было очень хорошо укреплено. Это, пожалуй, было одной из причин, по которой армия РККА долго не могла занять село. Почти вся область уже праздновала освобождение, а в Детчино все еще стояли немецкие части. Неся большие потери в живой силе и технике, захватчики удерживали не столько само селение, сколько небольшой участок железной дороги. Лишь девятого января, опасаясь попасть в окружение, фашисты отступили. После освобождения село было трудно узнать.
После оккупации служил в железнодорожных войсках. Приходилось бывать под бомбежками и стрелять по атакующим самолетам противника. Доставить в сохранности военные грузы в нужное время и место – это значило обеспечить наступающие части Красной Армии всем необходимым для успешного выполнения планов командования. После окончания войны служил в Западной Украине и участвовал в операциях по уничтожению украинских националистов-бендеровцев.
В 1948 году был призван в армию и направлен служить в Западную Украину и Западную Белоруссию в городе Фахов и Сколье, где восстанавливали мосты на железнодорожных путях. А уже в 1949 году был направлен в полковую школу в г. Щелково под Москвой.
После ее окончания был направлен в г. Свердловск в звании сержанта помощником комвзвода. Демобилизовался из армии в 1951 году. Поступил на работу на станцию Суходрев на должность бригадира путей.
Награжден юбилейными медалями, медалью «Ветеран труда».
Светлана Петровна Болвачёва (Матвеева)
1935 года рождения, уроженка села Детчино
Отца осудили, как врага народа. Дали десять лет лагерей, и еще на десять лет поражение в правах. Даже в праве переписки на все двадцать лет лишили. Хорошо хоть семью не тронули. Осталась мать с пятью ребятишками на руках – мал-мала меньше. Левушке, старшему, тринадцать, а младшему Толе, всего несколько месяцев. Ох, и натерпелись мы за три года. Сначала нас выселили из дома, не положено семье врага народа занимать барские хоромы, что остались на Пупке от господ. Скитались по разным углам, пока не выделили полдомика. Только вроде бы чуть легче стало, а тут война началась. Мать надеялась вместе со всей страной, что это ненадолго, и к зиме точно все закончится. Но сложилось иначе: на дворе еще начало октября, а фашисты уж вот они. С каждым днем становилась страшней канонада боев. Не сегодня, так завтра линия фронта докатиться до деревни Таурово. Страх не давал спать по ночам.
Председатель сельсовета Романова Вера Афанасьевна предупредила, что нужно эвакуироваться в какую-нибудь дальнюю деревню. У нас ожидаются бои. Нужно было спасать детей.
Обежав соседей, мама нашла лошадь, связала в узлы одежду, насыпала в мешок картошку, достала из подвала ведро квашеной капусты. Укутала нас, детей, одеялами, все сложила в сани, и мы уехали со своего родного двора. Остановились в деревне Мандрино. На постой пустила Кузнецова Анна Дмитриевна.
Прошло недели две. Деревню Таурово и Детчино заняли немцы. Отголоски боев долетали гулким эхом, и таяли в морозном воздухе. Но вдруг под утро нас разбудили и предупредили о том, что будут бомбить Детчино, достанется и Мандрино. Нужно было уходить.
Мы уже были на краю деревни – надо было решать, в какую сторону поворачивать. Сюда же съехались еще несколько местных семей. Посовещавшись, решили ехать не по дороге, которая давала большой крюк, а по полю. Если бы мы знали, что это поле, буквально нашпиговано смертью, даже не посмотрели бы в его сторону. Первая же лошадь из этого горемычного обоза, сделав лишь шаг, наступила на мину. Сани взлетели, перевернулись, и рухнули рядом с трупом лошади. Погибших похоронили на поле. Решили возвращаться назад: какая разница, где помирать. Мама получила ожоги. Кто-то посоветовал для облегчения и скорейшего заживления ожогов прикладывать сырое мясо. Боль не утихала ни на минуту. Было ясно, что дело не только в ожоге. Но в чем, никто понять не мог.
Со стороны с. Детчино перестали раздаваться взрывы и стрельба. Решили возвращаться домой. Их дом не только уцелел, но и был не занят немцами. Мама стала терять зрение. Знакомый узнав, что с ней стряслось, рассказал, что немцы открыли в Детчино амбулаторию и местных жителей тоже принимают. Мать решилась пойти на прием к немецкому врачу. Доктор извлек из глаза три осколка. Нужно было прийти еще раз, заняться вторым глазом. Но больше она в немецкую амбулаторию не пошла. Боль постепенно утихла. А вернуть зрение там вряд ли смогут. И стала привыкать жить в сумеречном тумане.
Недолго мы были в своем доме хозяевами. Однажды вошли несколько фрицев, разложили свои пожитки, накидали поверх чистых домотканых половиков соломы и расположились на ней, не обращая внимания даже на детей. Словно тут и не было никого. Мама их побаивалась, отсиживалась в погребе. Детей за собой не тащила, надеялась, что не тронут. Только наказывала, чтобы под ногами у немцев не путались. Младшие чаще всего сидели на печке. Галя больше времени проводила с мамой, а Валентин с другом ходили по селу и наблюдали – им все было интересно.
К концу декабря со стороны Дубровки стала снова слышна канонада. Началось наступление наших войск. Настроение немцев изменилось. Больше они не пытались разговаривать с местными. Ходили хмурыми.
Кроме расквартированных в Детчино и его окрестностях немцев, в селе было много финнов и румын. Финнов боялись все. Потому что зверствовали здесь именно они.
А ночью дом сгорел. То ли его специально подожгли, то ли кто-то спьяну уронил на солому папиросу, мама так никогда и не узнала. Теперь у нас кроме погреба, другого жилья не было. Правда, сейчас это не имело особого значения — все соседи тоже так жили. Старались объединиться по несколько семей, чтоб не так страшно было. Каждый день в Детчино горели дома. Видимо таким образом немцы вымещали злость за провал своей наступательной операции на Москву. Начались расстрелы. Сгоняли людей, выталкивая их из домов, или просто хватая на улице, грузили в машины и увозили. По слухам, на работу в Германию. Туда же угнали, только пешком, жителей двух деревень — Верхних и Нижних Горок. Правда, потом стало известно, что тем повезло – наши части отбили их у немцев.
В большом колхозном погребе собрались семей двадцать. Именно там довелось пережить самые жуткие минуты. Однажды в дверь погреба заглянул местный иуда Мишка Чумаков. Оглядел всех молча, будто сосчитал. Потом вошел немецкий офицер. Объявил, что завтра к шести утра всем явиться на площадь. Что им оказана честь — работать в Германии. Утро следующего дня было тревожным. Ждали, что за ними придут и погонят на площадь. Но уже рассвело, а потом и солнце показалось над горизонтом. Где-то вдалеке строчили пулеметы. Иногда раздавались взрывы. Потом наступила тишина. Мальчишки пошли разведать, что происходит в Детчино. Не прошло и пяти минут, как дверь в погреб открылась, мальчишка радостно крикнул:
— Наши идут! Чего сидите? На-а-аши!
Все вышли на улицу. По Детчино в белых маскхалатах со стороны Дубровки ехали лыжники. Из-под капюшонов виднелись серые шапки с красными звездочками. Немцев в селе уже не было. Мальчишки носились от погреба к погребу и сообщали всем эту новость. Народ боязливо покидал свои убежища. Постепенно радость переросла в такое ликование, что солдаты начали салютовать из винтовок. Впервые в жизни дети не пугались выстрелов.
Погреб постепенно пустел. Кто-то вернулся в уцелевшие дома, кто-то перебрался к родственникам. Нам идти было некуда. Мама после взрыва на Мандринском поле почти ничего не видела. Семья Строгановых предложила переходить к ним жить. Новость была, пожалуй, не менее радостная, чем освобождение села от немцев. Теперь и у нас была крыша над головой.
Спускаясь по улицам села к реке, видя вокруг себя разруху и пожарища, мы шли к дому Строгановых. Дети с удивлением вглядывались в лица односельчан, и никак не могли понять, как такое возможно: смеяться и плакать одновременно.
Екатерина Васильевна Миронова (Травкина) 1932 года рождения,
уроженка деревни Верхние Горки
Война с каждым днем приближалась все ближе к Верхним Горкам. В сентябре в школу никто не пошел. Стрельба уже доносилась откуда-то из-за речки. Казалось, еще чуть-чуть и снаряды будут долетать прямо до домов. Но отец почему-то говорил, что фронт далеко, чуть ли не под Смоленском. Наверное, просто успокаивал.
В тот день я вместе с сестрой Сашей, которая была старше на три года, переделав все положенные дела, отправились к подружке. Оставалось пройти несколько домов, как вдруг раздался непривычный для этих мест, рев мотора. Мы встали, и растерянно смотрели на подпрыгивающий, на ухабах мотоцикл. Вслед первому мотоциклу ехала целая колонна. Черная форма делала немцев похожими на стаю хищных воронов, которая быстро приближалась к деревне. Мы, пригибаясь, прячась за кустами, пробрались к своему дому. Не успели скинуть пальтишки, как началась стрельба. От свиста пуль и разрывов снарядов было жутко. Хотелось убежать в дальний лес, спрятаться в непролазной чаще, но выйти из дома никакой возможности не было. Бой шел прямо в деревне меж домов. Закончился только к вечеру. Лишь, когда стемнело, наши солдаты оставили Верхние Горки. Почти сразу в дом вошли немцы, наведя на всех нас автоматы. Ничего не понимая, все потянулись к выходу. Видимо немцам показалось, что происходит слишком медленно. Они буквально вытолкнули на улицу сначала мать с отцом и бабушку Машу, а потом и детей. Кто-то успел схватить телогрейку, а кто-то оказался под хмурым осенним небом раздетым.
Около других домов происходило то же самое. Потоптавшись у крылец, все разошлись по своим погребам. В них, конечно, нет ни печек, ни окон, но не на ветру же стоять.
К этому времени все дела на огородах были закончены. Урожай убран на хранение, капуста заквашена, и тоже спущена в погреб.
Сидели мы в погребе уже не первый день. Ночами отец уходил. Куда и зачем, я узнала, когда он отвел нас к месту, где теперь предстояло жить. В крутом берегу над прудом отец выкопал землянку. Здесь они могли развести огонь. Конечно, не жаркий костер, жгли по маленькой чурочке, но все-же какое-то тепло. Такое необходимое в эти дни, к деревне морозцами и снегопадами подступала зима. Но и здесь мы задержались недолго. Снова начались бои. Едва дождавшись темноты, наше семейство двинулось вдоль берега дальше. В паре километров от их пристанища в таких же землянках в берегу пруда расположились соседи. Там и ютились, пока наши части окончательно не отступили от деревни. Вскоре немцы из Горок уехали. Все деревенские снова вернулись в свои дома. В январе немцы вновь пришли в деревню, но не с запада, а с востока. Ехали на лошадях, запряженных в груженные телеги. Немцы снова заселились в дома, выгнав людей на улицу, совершенно не беспокоясь, куда те пойдут в мороз. Все опять спустились в погреба, надеясь, что на этот раз боев в деревне не будет, и уходить в землянки не придется. А на другой день в Горках появился староста. Сам ли Ефим Назаров вызвался, немцы ли назначили, никто не знал. Но работу выполнял свою исправно. У кого какое добро припрятано, докладывал. На работу собрать это мигом.
В декабре оккупанты выглядели уже не страшным вороньем, а жалкими побитыми собаками. Уставшие, промерзшие, вшивые. Немцы начали сгонять деревенских в один из самых больших домов. Стояли так плотно прижавшись, друг к другу, что дышать было тяжело. Дверь снаружи подперли. Возле окна выставили часовых. Предположили, что хотят сжечь. Вдруг раздался свист и рядом с домом разорвался снаряд. Вылетели стекла, разворотило часть стены. Оба часовых упали замертво, а из деревенских никто не пострадал. В погреба возвращаться не стали. Снова ушли в землянки. Все уже привыкли к одиночным взрывам бомб, но однажды случилось что- то ужасное. Свист и грохот были такой силы, что земля содрогалась, даже на большом расстоянии. Это начали бить легендарные «Катюши». От нашего дома осталось только пепелище.
Материалы предоставлены МБУ «Детчинская сельская библиотека».